Неделя в кино: два лучших иранских фильма. И это не Панахи
Написать этот текст я решила после вопроса друга в личку: после традиционного для этой недели "ты как?" – что посмотреть из иранского кино. Кинематограф – лучший способ познания мира. За это (а вовсе не за красные дорожки) я люблю фестивали, где каждый фильм – окошко в иную реальность, в незнакомые, чужие миры. И как бы ни старались в Голливуде создавать все более головокружительные визуальные и оглушительные звуковые эффекты, тихое, вынужденно камерное, снятое тайком иранское кино, с моей точки зрения, сегодня звучит громче и ярче всех.
Всю эту неделю я читаю Instagram Джафара Панахи – самого именитого иранца-диссидента, обладателя всех главных кинонаград, призера последних Канн, пережившего тюрьмы, объявлявшего сухую голодовку, снимавшего, несмотря на запреты снимать. Панахи сражается с режимом аятолл с яростью и отвагой, отказываясь отдать им свою страну. Так же страстно он осудил теперь и Израиль – боль за своих всегда сильнее идей.
Его кино (как и вообще иранское) мне очень напоминает израильское – этой какой-то особый почерк, интонация, сочетание любви и ярости, надежд и отчаяния, простой, камерной, абсурдной человеческой истории, сквозь которую проступает тьма политических и геополитических катастроф. И хотя последний на сегодня его фильм – "Простая история", получившая "Золотую пальмовую ветвь" в Каннах, – мне показался не очень удачным, знакомство с иранским кино, конечно, стоит начинать с Панахи. Его фильмы "Такси", "Это не фильм" или "Круг" – то, что нельзя не узнать об Иране, кроме военных сводок последних дней.
Но не Панахи единым живет и дышит диссидентский иранский кинематограф. В последние два года именно они убедили меня в том, что иранский кинематограф в удушающих условиях кровавой диктатуры остается самым значимым во всем мировом процессе. Во-первых, это, конечно, нашумевший в прошлом году фильм Мохаммада Расулофа "Семя священной смоковницы". А во-вторых, мало кем замеченный "Мой любимый торт" Марьям Могхаддам и Бехташа Санаихи. Оба фильма – гражданский подвиг, едва не стоивший здоровья и свободы режиссерам и съемочным командам.
Фильм Могхаддам и Санаихи показали на Берлинале в феврале прошлого года. Вместо режиссеров на фестивале были лишь их портреты – их самих задержали в аэропорту Тегерана, когда они пытались покинуть страну и долго судили. Спустя год все-таки оправдали, но из Ирана им выехать пока не дают. Фильм получил награды международной федерации кинокритиков ФИПРЕССИ и экуменического жюри, его в один голос вся мировая пресса называла "самой человечной картиной" смотра.
Главная героиня ленты не лидер протестов, не верный слуга режима, не жертва (казалось бы) палачей. Она – одинокая старуха, уныло проживающая свои дни наедине с сериалами. Дети давно уехали из Ирана в Европу и лишь изредка звонят, подружки приходят редко и болтают глупости, одиночество удушливо, тело болит и осталось только ждать, когда откажет совсем. Казалось бы, жизнь Махин (Лили Фархадпур) закончилась когда-то давно, а эти похожие друг на друга дни уже не имеют ни смысла, ни надежд. Но то ли дурацкая мелодрама по телевизору, то ли глупая болтовня подружек так подействуют, и Махин придумает себе надежду на счастье. Фарамарз – бывший военный, а теперь водитель такси. Днем он обедает в общественной столовой, вечером ему некуда спешить – дома его никто не ждет.
"Мой любимый торт" – история маленького, негромкого протеста, личного бунта против всех преград, трогательного, безнадежного, обреченного на провал. Вспышка счастья и воли – сладкая и терпкая, как стакан запрещенного вина, который нальет Фарамарзу Махин. Невозможно мешной и невыносимо горький, фильм Могхаддам и Санаихи неизбежно напоминает израильскую ленту "Прощальная вечеринка", в которой обреченные на тоску и смерть старики бросают вызов и смерти, и унынию. Камерная и очень отважная история о праве на жизнь и на смерть.
"Семя священной смоковницы" (чаще переводят как "Семя священного инжира") Расулофа тоже по-своему камерное, хоть и более политически заряженное кино. Иранские власти пришли в ужас, когда узнали, что Расулоф отправляет этот фильм в Канны. Настолько, что приговорили его к восьми годам тюрьмы и публичной порке за отказ отозвать фильм с фестиваля. И это вполне объяснимо – если "Мой любимый торт" это тихий протест, то "Семя священной смоковницы" это чистая ярость. Пусть даже тоже вынужденная скрываться за задернутыми шторами одной тесной квартиры в Тегеране. Предыдущая лента Расулофа – "Зла не существует" – получила "Золотого медведя" Берлинале. "Семя священной смоковницы" считалось фаворитом Канн прошлого года, но получило лишь спецприз жюри. Ему прочили "Оскар" в номинации "Лучший фильм на иностранном языке", куда лента Расулофа попала как представитель Германии. Но и здесь картине не повезло. Хотя опыт выдвижения иранского оппозиционного кино от страны, участвовавшей в ко-продукции может стать хорошей подсказкой для "Простой истории" Панахи в этом году. У нее тоже были европейские продюсеры.
Это история одной семьи. Глава семьи получает повышение – теперь он судья в Революционном суде Ирана. Его жена счастливая – теперь им дадут новую квартиру, ведь дочки выросли, и жить в одной комнате уже тесновато. Дочки не очень понимают, чем радуется мать, и почему с каждым днем все мрачнее становится отец. Иман (Миссаг Зарех) появляется дома только по вечерам, а девочки и мать почти не выходят из дома – страну охватили протесты после убийства Махсы Амини за неподобающее ношение хиджаба. Мать (Сохейла Голестани) не отрывается от телевизора, надеясь, что власти скоро угомонят бунтующую молодежь. Девочки Резван (Махса Ростами) и Сана (Сетарех Малехи) следят за протестами в соцсетях и в узкую щелку между шторами – единственную оставленную им связь с внешним миром. Их подруга ранена, а потом и похищена властями, их друзья арестованы, их родители подозревают их в том, что они украли у отца табельный пистолет. Расулоф, хоть и замыкает свою историю в клаустрофобную атмосферу отдельно взятой семьи в тесной квартирке, пишет картину Ирана широкими, яростными, безжалостными к режиму и к соглашательству мазками. Сопровождая историю семьи Имана реальными кадрами жестокого подавления протестов, Расулоф сжимает кольцо репрессивной машины вокруг семьи. Кровавые столкновения на улицах Тегерана проникают сквозь плотные задернутые шторы. И вот уже Иман, еще вчера ужасавшийся своей новой обязанности не глядя подписывать приговор невиновным, выносит приговор своим самым родным и близким.
"Семя священной смоковницы" – мучительный, бескомпромиссный вызов режиму. Жестокий диагноз больному тоталитарному обществу. И обращение к нам с вами тоже. Ведь в горячке войны очень просто поддаться дракону.
