"Безграничные возможности внутри конечного архива". О выставке "Евгений и Яков Хенкины"

время публикации: 23 октября 2025 г., 08:37 | последнее обновление: 23 октября 2025 г., 08:37

Фото: Дана Копель. Пресс-отдел музея Эрец-Исраэль – MUZA

Судьба братьев Хенкиных – это история того, как как в вихре XX века сохранились хрупкие фотографии; того, как распадались семьи, но хранились негативы; того, как после выставки в Эрмитаже устраивается выставка в Тель-Авиве. Всё происходящее вокруг коллекции фотографий братьев Хенкиных – зеркало происходящего нашей эпохи. Собственно говоря, было бы странно, если было бы иначе – ведь речь идет о документальной фотографии, пусть изначально любительской, семейной, сделанной "для себя".

Выставка "Евгений и Яков Хенкины: Параллельные воспоминания" ("Образы памяти") открылась в середине сентября 2025 года в музее Эрец-Исраэль MUZA в Тель-Авиве, представляя первую в Израиле выставку братьев Якова и Евгения Хенкиных, а по сути – вторую музейную выставку их архива. Снимки Хенкиных уже экспонировались в Государственном Эрмитаже в Санкт-Петербурге, а также на фестивале фотографии в Милане. Архив братьев Хенкиных, хранящийся в Лозанне, насчитывает более 7500 единиц хранения и является подлинной сокровищницей памяти о временах и мирах, которых уже нет. К этому архиву обращаются исследователи фотографии, еврейской истории и кураторы. Но его значение заключается не только в научной, но и в культурной и эмоциональной сферах, в особой визуальной культуре.

Выставка – это 150 фотографий Якова и Евгения Хенкиных, живших сто лет назад параллельно в Петербурге и Берлине.

Сами они не называли себя фотографами, они были обычные горожанами того времени, но их случайные снимки, чудом сохранившиеся, чудом найденные, чудом восстановленные, стали частью истории.

О подготовке этой выставки рассказывает ее куратор Раз Самира, главный куратор MUZA.

Беседовала Маша Хинич.

Давайте начнем, как ни странно, по порядку – с начала. Как вообще возникла идея выставки братьев Хенкиных?

Моя помощница Илана Мататов была в Париже, где на фестивале фотографии познакомилась с Жюдит Элькан-Эрве, руководительницей Фонда фотографии Люсьена Эрве и Рудольфа Эрве. Жюдит – пережившая Холокост (Аушвиц-Биркенау) венгерская эмигрантка во Францию и жена французско-венгерского фотографа архитектуры Люсьена Эрве, его многолетняя соратница и кавалер ордена Почётного легиона. Жюдит открыла для себя фотографическое наследие братьев Хенкиных после встречи с Ольгой Вальтер, внучкой Якова Хенкина в январе 2022 года в Париже на мероприятии в Музее искусства и истории иудаизма (mahJ), посвящённого прекрасной книге о коллекции, изданной в издательстве Noir sur Blanc. Жюдит и Илана буквально настаивали на том, чтобы материал получил музейное "звучание". Мы провели первую встречу в Zoom с Ольгой Вальтер, основавшей ассоциацию братьев Хенкиных и занимающуюся их архивом, и договорились о возможном сотрудничестве. Сначала проект переживал разные версии, но Жюдит связала всё – семью, архив, музей. А в каталоге выставки уже мы сознательно связали судьбу Жюдит Эрве, пережившую Холокост, с еврейским контекстом семьи Хенкиных. Здесь переплетается столь много нитей: еврейская фотография, Германия и Россия 1920-1930-х, судьба одной семьи на фоне истории.

Ваша поездка в Швейцарию стала поворотным моментом в подготовке выставки. Что вы нашли в Лозанне и как выглядел сам архив?

Мой принцип: самой отбирать фотографии для экспозиций. Я приехал в Лозанну, Ольга выделила мне кабинет – отдельная комната, стол, компьютер, правильный свет, особые кляссеры, множество альбомов и папок. Передо мной оказались тысячи сравнительно небольших отпечатков и негативы, по формату и духу семейный альбом: портреты Якова и Евгения, детские снимки, бытовые сцены. Я просмотрела 7500 фотографий – весь архив, оказавшись первой, кто изучил все снимки от начала до конца. До поезди в Лозанну я видела часть оцифрованных снимков на экране, но мне было необходимо увидеть свет и тень, фактуру, состояние, композицию – то, как фотография ведет себя в реальности. Это заняло пять очень насыщенных дней: я была у Ольги дома, смотрела, отмечала, выясняла, что для нее важно. Потом поехал в Цюрих познакомиться с ее сыном Денисом. Мне было важно было не только увидеть снимки, но и "услышать" их в живом контексте семьи.

Масштаб собрания впечатляет. Как вы производили отбор снимков?

В архиве около 7500-9500 единиц – в зависимости от способа подсчета. На выставке же в MUZA – 150 работ. Отбор построен по сериям и темам. Я сознательно выбирала такие линии как семья, портрет, пейзаж, городской быт, спорт. Спорт – отдельный материк: тысячи снимков теннисных матчей в Берлине 1930-х. В этом архиве – целый пласт телесности и новой физической культуры эпохи и в СССР, и в Германии, вплоть до Олимпиады 1936 года. Это тема тренированного тела, выносливости, гордости – и одновременно зеркала общества. Есть сотни довоенных семейных портретов, городских и загородных пейзажей, кафе, парки. Практически любую подтему из архива Хенкиных можно развить в отдельную выставку.

Вы говорите о семейных альбомах и одновременно о музейной выставке. Где проходит граница между частным и художественным?

Здесь дело в удивительно совпадении семейных снимков с духом эпохи. Художественный уровень работ – музейный. Композиционная точность, свет, взгляд – это не просто семейные карточки. Если бы материал не выдерживал художественных критериев, его место было бы в домашнем архиве. Но в фотографиях Хенкиных отражено всё: и история искусств, и визуальная культура времени, и связи с большими именами. Некоторые снимки перекликаются с работами знаменитого немецкого фотографа Августа Зандероа – по типажам, другие по структуре кадра напоминают картины импрессионистов: группы в кафе, пикники у воды. Есть кадры, где композиция буквально "звенит" как у Караваджо, где огонь и фигура выстраивают драматический узел. Так что, безусловно, эти фотографии музейного уровня.

Как вы показали различия между работами Евгения и Якова, если темы и композиции часто совпадают?

Мне было важно дать каждому брату "свою" стену – отдельную плоскость взгляда. При том, что сюжеты часто сходны, глаз разный: у Евгения – страсть к машинам, к городской динамике, к гоночным автомобилям, площадям; у Якова – спорт, парады, уличные церемонии, животные – целые серии с утками, коровами, ослами. Оба любили греблю: групповые и индивидуальные состязания, женские команды – огромный массив снимков. И уж если мы вновь говорим о спортивной теме... Тема спорта у Хенкиных – контрапункт к пропаганде: если вспомнить фильм "Olympia" Лени Рифеншталь и всю эстетику превосходства, то у Хенкиных спорт – человеческий, будничный, радостный, без лозунгов. Это разница между инструментализацией тела и жизнью тела. Они подрывают пафос "идеального тела" простотой и человечностью.

Есть удивительные параллели композиции: "тот же" кадр – но другой персонаж, другая интонация. Я собирала последовательности так, чтобы зритель мог физически пройти взглядом через оба стиля, через фотографии обоих братьев, увидеть сходство и почувствовать отличия – в ритме, в линии, в темпе дыхания кадра.

Вы упоминали исследователя Александра Дарда – историка из Берлина. Как его работа повлияла на понимание архива?

Существенно. Александр случайно увидел в интернет-архиве братьев Хенкиных берлинские снимки Евгения. Александр Дарда знает город досконально – водит экскурсии, изучает архивы, проводит исследования. Он начал интересоваться деталями берлинских фотографий Евгения Хенкина – вывески магазинов, афишные тумбы, детали домов, даже номера автомобилей. Семья стала присылать ему фотографии – и он начал "собирать улицу": где именно был сделан кадр, кто на нём, что было до и после в этой точке. Благодаря его работе мы знаем район, в котором жил Евгений, имена его знакомых, его спутницу жизни по имени Клара. Его исследование продолжается, и, надеюсь, что результатом станет книга. Мой кураторский взгляд – художественный, его – топографический и нарративный. Эти две "оптики" дополняют друг друга: история дает координаты, экспозиция – дыхание формы.

В чем вы видите драматургию этой экспозиции? История – фон? Или равноправный пласт выставки?

История – фон и в то же время каркас. Потомки Хенкиных хранили негативы несмотря на репрессии, перевозили коробки из города в город, из страны в страну – Москва, Петербург, Швейцария, Франция. Ольга Вальтер рассказывала, как в детстве играла с отпечатками и придумывали истории для запечталенных на них людях. Переписка братьев не сохранилась, но возможно ее и не было – её могли избегать из осторожности. Но при этом на уровне образов – полная свобода: отсутствие страха, раскованность кадра, человеческое достоинство без агитационного нажима. Это редкое сочетание. Мы сегодня, живя в Израиле, остро ощущаем колебания маятника: открытость общества и усиление консервативных групп. В этом смысле выставка оказывается очень актуальной – она показывает частную жизнь на фоне нарастающего давления символов, флагов, шествий, публичных ритуалов. Это не "политическая выставка", но она настойчиво касается политического нарратива.

Экспозиция резонирует с сегодняшней политической ситуацией в стране. Это было намерением?

Скорее неизбежностью. Я не хотела "переводить" частную фотографию на язык лозунгов. Но живя в реальности, где усиливаются радикальные движения, где меняются законы и привычные границы частной жизни, ты волей-неволей видишь 1930-е годы как зеркало. Флаги в кадре, парады, стандартизация тела – всё это становится знаком. И на этом фоне особенно слышно человеческое: смех, торт на день рождения, собака у ног, лодка на воде. И это – актуально.

Откуда в кадрах это чувство свободы? Все-таки 1930-е – не самые безмятежные годы ни в Германии, ни в СССР.

Семья знала страх и цену свободе: частые переезды, судьбы родственников-журналистов и актёров, репрессии. Но внутренняя суть фотографий – частный, взгляд, не связанный с государственной агиткой. Хенкины не обслуживали пресс-агентства, не были частью пропаганды, а просто фиксировали и снимали свою жизнь и жизнь вокруг – то, что любили, что их трогало. Думаю, поэтому их кадры свободны от чувство угрозы со стороны: в них нет заказной направленности, а есть интерес и симпатия. И ещё – у обоих братьев есть безусловная любовь к человеку. Женщины не сведены к объекту; они – полноправные участницы жизни: гуляют в парках, занимаются спортом, сидят в кафе, работают, растят детей. Возможно, это было и следствием их семейного воспитания – уважение к другому как к равному.

Как вы работали с предметностью архива? Вы привезли конкретные вещи из архива?

Да, это принципиально для выставки: в отличие от прежних показов, мы впервые привезли из Швейцарии оригинальный альбом, объектив, коробку от камеры. Показали фотографии в близком к исходному масштабе – маленьком, "альбомном". Это уточняет опыт: зритель вдруг видит, что интимность размера – часть языка фотографии. Мы не печатали снимки в гигантском формате, а позволили им говорить в своей тональности. И этот контакт с материальностью многим открыл глаза: даже профессиональный фотограф на открытии, увидев альбом, признался, что не ожидал такого масштаба оригиналов.

В экспозиции выставки "Евгений и Яков Хенкины: Параллельные воспоминания" чувствуется и музейная строгость, и личная интонация. Как вам удалось это совместить?

Благодаря доверительной позиции семьи. Ольга и Денис ни во что не вмешивались, позволив мне самой выбрать работы. Я собрала экспозицию как очень концентрированный блок, где каждая стена – отдельная фраза, а переходы – как монтаж. Параллельно идут исторические пласты и исследовательская подкладка, но всё держится на художественной логике кадра.

Почему сегодня зрители так остро реагируют на эти фотографии?

Потому что это наш общий язык памяти. На открытии люди подходили и говорили: "Я вижу своего деда. Вот его барометр. Вот такой же стол. Вот такой же ковер". Пожилые узнавали предметы своего детства, молодые впервые всматривались в жизнь бабушек и дедушек не через учебник, а через взгляд изнутри. Это не иллюстрация истории, а опыт присутствия: ты сидишь в кафе 1930-х, идешь по набережной, смотришь на уток. Удивительно, сколько родства возникает между "тогда" и "сейчас".

В экспозиции присутствуют технологии – дополненная реальность VR. Для чего?

Виртуальная реальность – не ради эффекта. Это наш способ показать масштаб, маршруты, связать точки на карте, дать зрителю пройти "между" снимками. Это дополнение именно к этой версии выставки: раньше его не было, а здесь оно помогает собрать фантомные связи, почувствовать пространство города и семейного альбома.

Насколько это "путешествующая" выставка?

Выставка в MUZA – оригинальная экспозиция, сконструированная под конкретное пространство: здесь свои линии, свои ритмы, свои паузы. Но материал настолько обширен и богат, что из него можно собрать сотню разных версий. Я сознательно придерживалась одного ракурса; другой куратор соберет выставку иначе – и это будет справедливо. В этом и есть прелесть – безграничные возможности внутри конечного архива.

Встречались ли вы с какими-то откровениями в процессе работы – вещами, которых не ожидали?

Да, меня по-настоящему удивила степень параллелизма братьев: сходные композиции, темы, ракурсы при отсутствии регулярной связи. Не было телефонов, письма не сохранились, а кадры словно переговариваются друг с другом. Это создаёт чувство "семейного зрения" – почти генетического. Ещё меня удивила плотность "малого формата": как много выразительности умещается в отпечаток размером с ладонь. И насколько современно это видится сегодня.

Что важнее – "найденная коллекция" как феномен или конкретные авторы?

В идеале – их синтез. Истории "найденных фотографов" XX века нам знакомы: Вивиан Майер и другие. Но если бы у Хенкиных не было качества, мы бы говорили только о сюжете находки. Здесь же качество и история усиливают друг друга. Это и семейная сага, и зрительная школа, и документ времени.

Как отреагировала семья на ваш кураторский выбор?

С большим уважением и доверием. Для меня это редкая роскошь – работать без внешнего нажима. Они хотели, чтобы выставка состоялась, но не диктовали содержание. И ещё: для них важно, что это происходит в Израиле. Есть чувство, что круг замкнулся: еврейская судьба, дороги Европы, и теперь – музейный зал в Тель-Авиве. Было бы правильно, если бы выставка поехала и в Германию, и в еврейские музеи мира.

О чем вы мечтаете для будущего архива? Книга? Исследовательский центр? Новые маршруты показа?

Обо всём сразу. Исследование Александра Дарды заслуживает публикации – это важно. Сам архив достоин попадания в сильную музейную коллекцию, где ему обеспечат хранение и доступ. Кураторских версий может быть бесконечно много – темы внутри темы. Это богатство должно работать, жить, встречаться с публикой и не растворяться.

Вопрос о зрителях. Какой опыт вы хотели бы им передать?

Тихий опыт близости. Не "смотреть на прошлое", а "быть в нём" без страха и назидания. Слышать шелест деревьев у реки, видеть барометр у деда на стене, чувствовать устойчивость лодки на воде. И понимать, что в этой простоте – наша общая память. Тогда выставка перестаёт быть "про них" и становится "про нас".

Если бы вам пришлось сформулировать одно-единственное предложение об этой выставке – какое оно было бы?

Это музей семейного взгляда, который оказывается искусством: архив частной жизни, в котором с ясностью и достоинством говорит о себе целая эпоха.

*****

"Евгений и Яков Хенкины: Параллельные воспоминания" ("Образы памяти").

Первая в Израиле выставка братьев Хенкиных – фотографов, работавших параллельно в Ленинграде и Берлине.

Куратор выставки: Раз Самира

Со-куратор: Илана Эллада Мататов

Открытие: 19 сентября 2025 года

Закрытие: 7 февраля 2026 года

Открытие: 19 сентября 2025

Закрытие: 7 февраля 2026

Адрес: MUZA – Музей Эрец-Исраэль – ул. Хаим Леванон, 2, Рамат-Авив, Тель-Авив